Стыдоба на весь колхоз. Валентина Ивановна сидела на деревянной скамье у крыльца, отмахиваясь от зноя свернутой газетой. Нестерпимая жара висела в воздухе, август выдался поистине адским. Надоедливые комары, клубы пыли от трактора, гудящего где-то за полем, и едкий дымок от соседского костра — всё это слилось в густую, удушливую смесь. Она бросила взгляд на калитку и снова тяжело вздохнула — ей не верилось, что Маринка действительно появится. Да ещё и с этим самым «женихом из-за океана». И зачем, спрашивается, ей понадобился этот заграничный проходимец?
— Марфа, — окликнула она соседку через забор, — ты в курсе, что моя вытворяет?
— Что такое? — Марфа вынырнула из-за кустов смородины, глаза округлились, словно блюдечки. — Опять что-то натворила?
— Замуж собралась. За темнокожего!
У Марфы от изумления едва не выскользнуло из рук ведро.
— Какого такого?
— Я сама чуть в обморок не грохнулась, когда услышала! Позвонила, заявляет: «Мама, у меня теперь женишок. Прямо из Африки». Вот тебе и родная кровиночка…
— Ну… Африка так Африка… Может, хоть состоятельный?
— Богатство её, видите ли, не прельщает. Любовь у неё, понимаешь! Вся в отца — тот тоже по чувствам женился, а потом всю жизнь в кредитах жил. И теперь этот… Как его… Джеймс! Ну разве это имя? У нас, что, своих мужчин не осталось?
Валентина плеснула водой из ведра на тропинку, чтобы прибить пыль, и снова опустилась на лавку. На душе у неё было неспокойно. Она одна поднимала Марину — муж, Сергей, ушёл рано, сердце подвело — шутка ли, в сорок два года. С тех пор и пошла их жизнь втроём: она, дочь да бесконечные заботы. Учила, воспитывала, за руку в школу водила. И вот награда — везёт жениха, да ещё такого, что на всю округу пересуды пойдут.
Деревня у них была небольшая, но языки у людей — острее косы. Валентина знала, что Марфа не удержится, а там и остальные подхватят. Уже завтра весь посёлок будет судачить про Джеймса.
— Я, Марфа, ей так и сказала: «Ты вообще в здравом уме? Нас на всю округу опозорить решила?» А она мне в ответ — мол, теперь другие времена, и ей всё равно, кто что болтает. Молодёжь, с них какой спрос.
Марфа фыркнула:
— А может, и к лучшему. Вдруг парень ничего себе. Ты его на картошку отправь, тогда и поймёшь, чего он стоит.
— Да я его близко к грядкам не подпущу, — проворчала Валентина.
Вдали раздался гудок — подошёл автобус из райцентра. Валентина сбросила фартук, вытерла ладони и быстрым шагом направилась к калитке. Неужели Маринка приехала?
На остановке стояли две бабы с авоськами, мужик, пьяный в стельку, и… Маринка. А рядом с ней — высокий, как молодая сосна, темнокожий парень с ослепительной улыбкой. Валентина едва не перекрестилась. Не мираж, настоящий! Они обнялись с Мариной, он протянул Валентине руку и, что удивительно, на чистом русском произнёс:
— Здравствуйте, Валентина Ивановна. Меня зовут Джеймс.
Она пожала его ладонь, но без радушия, чисто формально. Его улыбку проигнорировала. По деревне уже шли перешёптывания, а проходящие мимо к тётке Глаше за сметаной — так и вовсе глазели, будто перед ними не люди, а представление.
— Пошли, — кивнула она дочери. — Дорогу, надеюсь, не забыли?
— Мама… — начала Марина, но тут же замолчала, уловив в голосе матери похоронные нотки.
Дом у Валентины был крепкий, с просторной верандой и ухоженным палисадником. Всё сделано её руками. Джеймс разулся у порога, почтительно поклонился иконе в углу, а Валентина лишь искоса наблюдала: уж не переигрывает ли? За ужином он ел жареную картошку с лучком и сальцем, хвалил, мол, очень вкусно, а Валентина примечала, как он осторожно ковыряет вилкой, будто пытаясь понять, что перед ним — сало или кусок мыла.
— А у вас, в Африке, картошку-то хоть сажают?… Продолжение чуть ниже в первом коменте